Каково в дому, таково и самому /быт крестьян/

Быт и занятия  сибиряков представлены в самом обширном разделе, где представлено большое количество подлинных экспонатов 18-20 века.

Предметы быта зажиточных крестьян из стекла и фарфора, деревянная посуда, самовары, домотканые изделия.

Хозяйки ткали, пряли, шили все, что необходимо было для большой сибирской семьи. В каждом хозяйстве имелся ткацкий станок. Вы можете видеть полотенце конца 18 века, подаренное музею Смирновой Ольгой Александровной, крестильное платьице, изготовленное Шлычко Лидией Петровной, жительницей деревни Каравай. Жилище сибиряки содержали в чистоте и опрятности, с любовью украшали его и берегли. Рубель, утюги, ухваты, сковородники, лопаты для посадки караваев в русскую печь - жизненно важные предметы труда каждой хозяйки. Основным занятием крестьян было земледелие и скотоводство. Среди орудий труда - деревянная соха первых переселенцев и железная соха начала 20 века, серп и литовка, появившаяся из Литвы, хомут, жернова, ножницы для стрижки овец. Все это  имелось в каждом хозяйстве. Крестьяне занимались  охотой, пчеловодством, рыбалкой. Один из самых массивных экспонатов – долбленая лодка - бат. Использовалась до 1950 годов. Настоящая лодка изготовлена в д. Мешалкино Прокопьевым Григорием Степановичем (1892-1986 гг.) Передана музею его внуком Владимиром. Конец 19 века - время бурного развития крестьянского хозяйства, роста благосостояния сельских жителей, что способствовало развитию товарности  крестьянских хозяйств. На стенде представлены последние царские деньги, имевшие хождение по всей России. Крестьяне Сладковской волости продавали масло, хлеб (муку). 

Подворье

Основу крестьянина как оседлого хлебопашца составлял его двор и жилище. И. Зубов, А. Худяков и другие дают нам представление, как он был устроен. Двор, включая, жилье и пристройки, окружался зап- 
лотом-оградой из уложенных горизонтально бревен, укрепленных в пазах вертикально врытых столбов. Заплот являлся отголоском укреплений прошлого века, когда наша местность подвергалась набегам «немирных» кочевников. За его стенами из бревен, достигавшими высоты человеческого роста, можно было отсидеться, а, в случае нужды, держать оборону. К 1848 году такие набеги ушли в прошлое, но традиция строить за плоты сохранялась очень долго. В отдельных деревнях района еще двадцать-тридцать лет назад можно было встретить усадьбы с полуразвалившимися заплотами. В ограду вели ворота, обычно сделанные из тесанных толстых плах, надежно запиравшиеся изнутри. «Правда, у некоторых хозяев, - отмечал А. Худяков, - ворота не обшиты досками и состоят из одной решетины по бедности лесов».

Собственно усадьба крестьянина делилась на две части: передний и задний дворы. Сзади них были конопляники, затем огороды, а ближе к озеру обязательно возводилась баня. Пройдя ворота, посетитель попадал в передний двор, состоящий из дома, амбаров, а также погреба с устроенным над его творилом погребищем - небольшим сарайчиком из жердей. Он не только утеплял погреб зимой от суровых тогда морозов, но и служил летом как холодильник. В по гребок навозили ранней весной лед, прикрывая его соломой.

За передним двором возводился задний (его иногда называли задворьем). Он также был крытый. Там в стайках помещались лошади, коровы, овцы, свиньи, гуси, утки. Там же находились утепленные телятники, ягнятники, курятники, сложенные из пластов небольшие избушки - и обязательно завозня, в которой хранились сохи, бороны, сани, кошевки, телеги, ходки (последние называли тогда «дружки», а позднее - дрожки. Тот, кто гонял ямщину по нарядам волостного начальства, имел обязательно этот экипаж. Название его произошло оттого, что владелец дрожек довозил седока до ближайшей деревни и передавал его другому крестьянину, своему дружку, который вез дальше. Зубов пишет: «Дружки везли скорее и дешевле казенной почты»).

Справа от входа замыкали усадьбу амбары. Были амбары хлебные для хранения зерна, муки пшеничной, ржаной, гороховой, гречневой, просяной и т.п., но были у состоятельных хозяев и амбары лопотные, в которых хранилась одежда.

Попав во двор, посетитель поворачивал налево к невысокому крыльцу стоявшего дома. Главной жилой постройкой того времени стал дом со связью, т. е. из двух просторных помещений, разделенных сенями. Из сеней направо и налево были двери. Одни вели в жилую избу - комнату, а другие - в горницу или «чистую комнату». В жилой избе много места занимала глинобитная русская печь, возле которой голбец (спуск в подполье). В переднем углу на божнице выставлены иконы (образа), а в другом, кутнем углу, несколько полок для медной и глиняной посуды. Во всю длину свободных стен устроены лавки. Перед лавками в переднем углу стоял стол, а наверху около входа знаменитые русские полати.

В горницу из избы можно попасть только через сени. В переднем углу находились иконы, возле стен лавки. От печи вдоль по комнате до противоположной стены висели занавески, «служившие перегородкою для лиц женского полю>. Горница предназначалась для приема и размещения гостей. Окна в домах были застеклены, но на зиму рамы со стеклом вынимались и заменялись брюшиной, выделанной пленкой из внутренностей животных. Считалось, что так теплее, несмотря на имеющиеся у каждого дома ставни.

Стеклянные рамы летом в жару открывались, т. е. имели створки. Переплеты рам были частые, т. к. стекла небольшой величины и тоньше теперешних. Стоили они дорого. Вечерами избы освещались 
с помощью жирников, деревянных или металлических плошек с налитым маслом, в которое опускался фитиль; в праздничные дни, при гостях зажигали сальные свечи, а во время утренних и вечерних молитв на божницах горели более дорогие восковые свечи. Во избежание пожаров дома и дворовые постройки были крыты обычно дерном, пластами, как строжайше приказывалось еще в 60-х гг. XVIII века командующим пограничной линии И.И. Шпрингером.

Такой тип дома стал массовым в Сладковской волости да и во всем Приишимье. Он сменил существовавшую раньше старинную курную избу, топившуюся по-черному. К 1846 году курные избы в де- 
ревнях встречались уже, как анахронизм. Да и соседи смотрели на них с осуждением, боялись пожаров. Вся семья жила в одной избе связного дома. Если она была большой, то занимала и горницу. Но это было очень редко. Обычно с увеличением членов семьи хозяин пристраивал к дому еще одну жилую, оставляя горницу парадным помещением - «чистой». Такой дом из двух жилых изб и горницы назывался глаголем или «дом о двух жилах».

Все очевидцы отмечали особую чистоту в домах. «Опрятность в доме, - пишет Худяков, - лежит на ответственности хозяйки. Женщины моют, скоблят перед праздниками не только пол и лавки, но даже 
стены». Кстати, внутренние стены дома не штукатурились, не белились И их не оклеивали обоями. Обычно их отделывали тонкими филенчатыми досками, похожими на нашу «вагонку». Это считалось гигиеничным.

Клопов, тараканов и прочих беспокоивших человека насекомых (за исключением полюбившихся русским сверчков) в домах не было вплоть до конца прошлого века. Полы застилались домоткаными половиками, нередко посыпались сухими травами для духу». Среди них обычно употреблялась ромашка, которая, как известно, служит средством отпугивания мышей. На окнах ставили горшки с цветами, которые любили разводить сибирячки. В такое жилище приятно было зайти. Даже спустя сорок лет, в 1890 году проезжавший через Абатск по Сибирскому тракту писатель АЛ. Чехов отмечал, что в сибирских домах «чистота удивительная: ни соринки, ни пятнышка». А ссыльный декабрист И. Пущин писал В Петербург Энгельгардту в 1845 году: «Живут опрятно, дома очень хороши, едят как нельзя лучше».

Хозяйство

Как отмечалось ранее, основу благосостояния сладковского крестьянина составляло животноводство. По свидетельству декабриста Штейнгеля, в 40-х годах прошлого века самый бедный хозяин в Приишимье имел 3-4 лошади, а зажиточные держали от 7 до 50 лошадей, до 40 коров и до 100 овец.

Хлебопашество стояло на втором месте. И все-таки крестьяне среднего достатка засевали 15-20 десятин земли, а зажиточные - даже до 80-100. Третьим источником богатства были огороды, вернее конопляники. В огородах садили «всяк овощ», преимущественно капусту, морковь, бобы, подсолнухи, лук, чеснок, свеклу, огурцы. Стал распространяться и картофель, который крестьяне не желали принимать десятки лет, и даже в 1840-1842 гг. по всей Западной Сибири прокатились «картофельные бунты». Поэтому до 1850 г. его садили ничтожное количество. По статистическим данным, собираемых чиновниками государственного управления, в 1842 году во всем Ишимском округе в посадках картофеля было всего лишь 213 десятин, т. е. менее 240 гектаров, и это на всей территории современных девяти южных районов нашей области. А вот о помидорах тогда ничего не знали. Их начали выращивать в очень небольших количествах лишь в конце XIX века. Зато в посадках были обычны арбузы, дыни, особенно тыквы.

Основную заботу хозяева проявляли о конопляниках. Они занимали до 60 процентов усадебной земли и постоянно имели тенденцию к расширению. Из конопляного семени давили масло, из стеблей трепали куделю для веревок и грубой крестьянской ткани - «пеньковой пестряди» и даже вязали сети, которые считались более «уловистыми» по сравнению с сетями из других волокон. Полуфабрикаты из конопли пользовались большим спросом в России и за рубежом, особенно пенька для парусного флота. Поэтому по деревням разъезжали купцы, скупая иногда урожай на корню. Оплачивали за сырье хорошо, и это позволяло крестьянам иметь весомый прибыток к основному достатку.

Главное внимание крестьянин уделял полевым работам. Как только наступала весна, уезжало все население.

Начиналась страда. Каждая крестьянская семья на своих угодьях имела заимки-избушки, в которых жили практически все лето. Сюда же пригоняли скот. Около заимок ставились загоны. Семьями жили в поле, лишь изредка появляясь в деревнях по неотложным делам.

С Петрова дня начиналась самая напряженная работа - сенокос. Сено косили вручную литовками, косы-горбуши ушли уже в прошлое, и редко их можно было встретить в хозяйстве - пользовались ими старики, не желавшие менять привычное для них орудие труда на новомодные, пришедшие из Литвы - литовки. Сена требовалось много. По свидетельству ишимского купца Н. Черняковского, опубликованному в журнале МВД за 1842 год, каждая семья ставила за лето 1-2 тысячи копен, сметывая их в зароды. Основной тягловой силой на покосах были лошади да личный физический труд. Глубокой осенью и зимой сено вывозили на свои подворья. Вывоз нередко затягивался до марта месяца.

Около заимок располагались пашни. Пашню пахали сохами, боронили деревянными боронами с железными зубьями. Из зерновых сеяли рожь, пшеницу, ячмень и много овса. Были посевы озимых, но они часто вымерзали. Кроме названных зерновых сеяли в поле просо, гречиху, репу, горох, лен. Хлеб и технические культуры убирали серпами и литовками. Хлеба вязали на поле в снопы, а из снопов делали суслоны (пшеницы и ржи из десяти снопов, а овса - из семи).

Глубокой осенью хлеб вывозили в деревню на свои гумна, где складывали в большие стога-клади. Нередко часть хлеба оставляли в поле в кладях. В них зерно хранилось несколько лет и расходовалось по мере надобности. Обмолачивали хлеб зимой. Перед обмолотом снопы сушили в овинах (риги редко встречались у отдельных крестьян). Тока устраивали на озерах. Очищали лед от снега и привезенные снопы молотили вручную цепами-молотилами. Работали на току по 7-10 человек. Одни на лошадях подвозили снопы, другие раскладывали их на льду, третьи уже молотили. Очевидцы рассказывали, что особенно на этой работе отличались старики: «Старики здорово молотили, хоть пляши, как заиграют». Работа на току проходила весело, живо и для молодежи была праздником. Вообще-то, любой труд земледельца считался тогда праздничным. Смолоченное зерно провеивали деревянными лопатами при небольшом ветре. С тока вывозили зерно, сметали метлами мякину и тоже увозили домой. Она шла на корм скоту.

Пригнанный с заимок скот до снега содержался в огромных выгонах, при мыкавших к деревне. Содержался он без пастухов, уйти в «потраву» ему было невозможно. Выгоны были отгорожены, и въезды в деревни запирались специальными воротами. Строили выгон сообща всей деревней. Длина прясла в 4 - 5 жердей определялась пропорционально количеством скота в каждом крестьянском дворе. И каждый домохозяин обязан был построить и содержать в порядке свои участки «поскотины».

Размеры поскотин нанесены на межевые планы, и поэтому их можно измерить. Например, уд. Катайской поскотина шла от юго-западного берега озера Катайского к аз. Камышному и далее к югу коз. Бадажкову. От него сворачивала к озеру Лабота, затем проходила к  оз. Чебачьему, а от Чебачьего направлялась к северному берегу озера Щербаково, отворачивая затем на озеро Няшино, и оттуда уже шла на запад, огибая с севера Рям, примыкающий к озеру Катайскому.

Общая длина ее достигала 15 верст. Аналогичные поскотины имела каждая деревня.

С выпадением снега скот переводился на стойловое содержание и уход за ним со стороны хозяев заключался в том, чтобы дать корма, убрать навоз, да сгонять на озеро к проруби на водопой. Наступало облегчение в труде.

Но крестьяне не сидели без дела: поправляли пристройки, изготавливали топорища, вилы, грабли, сани, катали валенки. Женщины пряли куделю, ткали холсты. «Порядочную отрасль, - писал Н. Черняковский, - составляет здесь выделывание холстов крестьянских. Некоторые ткут домашние сукна, делают деревянную посуду».

«При появлении снега, - писал И. Зубов, - иные занимаются промышленностью, так-то очень довольно добывают зайцев с ружьем и собаками, тетерей, куропаток и прочее». Очень своеобразной была охота на волков, которые всегда были извечным врагом крестьянина. «Этого зверя, - сообщал Зубов, - здесь довольно. Но его добывают очень мало, наипаче потому, что волк только тогда делается добычей, когда он от усталости остановится и падет. Здесь их не стреляют, а бьют. При появлении волка около селения собираются человек до пяти на хороших конях и пускаются в бег за волком, и до тех пор мучают коней по глубокому снегу, пока не остановится испуганный зверь. Вот здесь-то его и добивают кнутами и подкладками».

Пища

«Щи да каша - пища наша!» - говаривали в старину. И это действительно так. Русская кухня длительное время имела четыре основных компонента: щи, каша, квас и обязательно хлеб. В сибирской трапезе За-50 гг. XIX века эти блюда постоянно присутствовали, варьируясь в зависимости от того, какие были дни по церковному календарю: скоромные (молосные) или постные. «Пища ежедневная в скоромные дни, - сообщал Зубов, - щи, приготовленные из ячной крупы и свинины, а в иное время и с бараниной и молоко. Иногда употребляют птицу дикую, как-то, гусей, уток, тетерей». «В постные дни, - сообщал тот же автор,  употребляют щи из ячной крупы, нередко и озерную рыбу: карасей, окуней и прочих, разные шаньги или лепешки, соленый лук, паренки». Далее автор разъяснял, что паренки - это запеченная репа, облитая суслом. Применяли в эти дни обязательно густой квас, хлебный уксус, горошницы и разные ягоды: смородину, 
глубянку (клубнику), костянку, боярку - имеющие главную приправу; сусло же, картофель, кисели и прочее».

Кратко рассмотрим компоненты повседневного обычного питания сибиряков. Процесс приготовления пищи сводился к варке или печению продуктов в русской печи. Эти операции велись раздельно. 
После вытопки печи (количество дров для этого называли «истоплью») хозяйка заметала угли и золу в загнету и определяла три степени нагрева ее: «до хлебов», когда начинали варить первые блюда, «после 
хлебов», когда испекался хлеб и пекли пироги, шаньги, парили и варили кисели и «на вольном духу», когда некоторые кушания доводились до кондиции. Поскольку блюда практически не соприкасались с 
огнем, они получались не отварными, а тушеными или томлеными, то приобретали своеобразный вкус и аромат, повторить который на современной плите практически невозможно.

Рано утром, на рассвете, хозяйка дома, помолившись, затопляла печь и одновременно «Творила квашню». Муку сеяли в широких деревянных корытах-сильницах, здесь же месили тесто и формовали 
калачи. Сибирь практически не знала булок, буханок. Хлеб выпекали только в форме караваев. Сформованные караваи-калачи после «поднятия» садили в чисто подметенную от золы печь и вынимали готовыми деревянной лопатой. Горячий хлеб «рядком» ставили на лавке, прикрывая его чистым холстом. Сибиряк уже в то время ел почти исключительно пшеничный хлеб, предпочитая его ржаному. «По Ишимскому округу, - писала газета «Тобольские губернские ведомости», - с трудом у крестьян можно найти черного печеного хлеба; они все едят пшеничный. Рожь идет только на продажу».

Первые блюда готовились без применения картофеля, в щи клали капусту, крупы. Мясо шло свежее или летом соленое. На лето в бочках солили свинину, которая шла исключительно «для щей». Были и зеленые щи, а также различного рода похлебки (супы).  Похлебки были гусиные, утячьи, куриные, «пустые», т. е. без мяса и уха, груздянка .

На второе шли каши: пшенная, «толстая» (из ячменя, толченого в ступе), заваруха, но была и каша-затируха, горошницы. Стала появляться и картофельная каша. Третье, в основном, кисели (гороховые, 
пшеничные, ржаные), кулага и квас. Квасы готовили двух сортов - густые и жидкие. Первый ели ложками часто с примесью толокна, второй пили.

Ели крестьяне 4-5 раз в день: утром завтракали, в обед полдничали, затем паужинали, уже вечером ужинали. В напряженное летнее время, отправляясь на страду, крестьяне брали с собой для перекуса еду (в основном, хлеб, лук, молоко, творог, квас). Это был как бы второй завтрак часов в 11 утра. Пришлые переселенцы из России называли его насмешливо, дразня старожилов «чалдонской обедней». Время между едой называлось вытью. «Вытью, - писал Зубов, - называют и то состояние, когда рабочий мужичок с сильным аппетитом приступит к пище и при этом говорит: «Пособи-ко, бог! Хоть выть (голод) заморить». Слово «выть» дошло до наших дней.

В праздничные дни в домах готовили разнообразные кушанья.

Из них особенно знамениты были пельмени и сибирские шаньги. Пельмени готовили так же, как и теперь, только мясо не пропускали на мясорубке, а мелко-намелко рубили сечкой в специальном корытце. 
Сибирские шаньги с восторгом упоминают писатели Радищев, Гончаров, Чехов, и практически все, кто побывал за Уральским хребтом. Шаньги готовили из пресного теста. Использовал ась мука пшеничная, 
ржаная, гороховая, гречишная. Но главным была в них не хлебная основа, а начинка. И этим они отличались от европейских ватрушек. Начинкой служили различные ягоды, морковь, творог, тыква, ревень, 
свекла, лук, крупы, жидкое ячное тесто, изредка картофель.

В воскресные дни обычны были блины. Их готовили из пшеничной или гречишной муки. Пекли и сочни. Часто их просто ели, но в праздники использовали для приготовления изысканных блюд. Например, сочнями прикрывал и миски перед подачей на стол, в которых томилась в печи в собственном соку говядина, рубленая и скатанная в виде шариков. Это был, так называемый, пашкет. Много было пирогов с различной начинкой (рыбных, груздяных, репных, капустных, осердных, ягодных). На праздничном столе обычны были оладьи, дрочена (сдобный каравай), жаркое, студни, яичницы, хворосты И другая пища. Из напитков, кроме кваса (густого, обычного, ягодного, молочного, изредка медового), выставляли чай. Сибиряки пили чай дешевый - кирпичный, предпочитая его байховому. В 40-х гг. из Ишима в деревни проник затуран - напиток, приготовленный из муки, поджаренной на коровьем масле, разведенной чаем и молоком. Естественно, на столах были и напитки. Основу их составляли различные сорта домашнего пива. Оно готовилось из сусла и было трех сортов: хмельное, слабоалкогольное и безалкогольное. Хмельное готовили на хмелю. Оно совершенно не походила на современную брагу, а напоминало фабричное пиво. Слабоалкогольное пиво подавали женщинам, а тем, кто совершенно не употреблял хмельного и чаю, ставили «травянушку» - безалкогольное пиво, настоянное на листьях смородины.

приведем пример праздничного стола среднего крестьянина 1840-1848 гг., описанного А. Худяковым. Вот eгo меню: пирог с рыбой, щи с говядиной, студень, поросенок жареныи, пироги с говядиной, с яйцами, ягодами, оладьи, блины, караваи, каша, кисели, селянка. У зажиточных крестьян, отводивших «праздничные чины», на столы ставилось нередко 15-20 наименований блюд.

Одежда

В 40-х годах XIX века носилась одежда из тканей, шерсти собственного изготовления. Основу повседневной одежды-лопоти у мужчин составляла холщевая рубашка с глухим воротом и штаны. Нижнее не носили. На рубашку и штаны шли грубые беленые холсты. Рубахи были длинные, до колен. Они не заправлялись в штаны, а подпоясывались поясками. Штаны крепились на поясе с помощью «гашника» на веревочке, а низ их заправлялся в обувь. Портами назывались штаны, сшитые из грубого крашеного полосатого холста- пестряди, праздничные назывались шароварами.

Верхняя мужская одежда была представлена различного рода кафтанами: азямы, зипуны (шабуры), армяки (чепаны), балахоны. Они шились из грубого холста и домашнего полусукна, встречались и из 
фабричного сукна - «корновые» («Мотри, паря, у него чепан - от корновый, а ведь он, мотри, богатей», - приводит Зубов записанное в Сладково выражение).

Даже летом крестьянин не ходил с непокрытой головой. Обычно носили самодельные шляпы с высокой тульей и узкими полями, скатанные из серой овечьей шерсти. На ноги надевали, смотря по влажности почвы, чирки (наподобие резиновых галош, но сшитые из кожи), бутылы (сапоги), а для работ в низких влажных местах (заимищах, болотах) - бродни. Эту повседневную обувь из кожи собственной выделки умели шить в каждой семье, не обращаясь к мастерам, те шили только праздничную обувь.

Женская повседневная одежда состояла из рубахи и сарафана- дубала. На ногах летом обычно носили тоже чирки, а голову повязывали платками. Пожилые женщины иногда надевали шушуны (шугаи)- наподобие юбки с пришитыми к ней передником и рукавами. Зимняя одежда была более разнообразной. Непременным атрибутом ее были шубы и пимы. Женщины в дорогу надевали простые шубы, крытые нанкой (китайской тканью), подпоясывались опоясками, на голову надевали иногда чепак (теплую шапочку) и обвязывали голову шалью.

Более разнообразной была зимняя одежда мужчин. Им чаще приходилось бывать на свежем воздухе, чаще ездить по делам в другие места. Для работ по хозяйству около дома они надевали пимы, а поверх рубахи нагольную шубу, на голове шапка-треух, на руках - рукавицы. Отправляясь в дорогу зимой, крестьянин одевался теплее. В· пути его могли застичь нешуточные холода.

В 40-х гг. XIX века морозы в Приишимье за сорок градусов были обычными. «Сороки, воробьи, галки замертво падали мертвыми на дороги от холодов», - передавали старики предания о тех временах. 
Поэтому дальние поездки зимой требовали тщательного подбора теплой одежды. Крестьянину приходилось целыми днями двигаться на лошадях по холоду и лишь к ночи устраиваться на ночлег, обогреться' у знакомых в деревне. В такую дорогу он собирался основательно. На ноги надевал шерстяные чулки, затем меховые чулки, портянки. Сверху натягивались пимы или даже унты. Поверх портов надевались чамбары - широкие овчинные штаны мехом внутрь, на тело поверх рубашки надевалась нагольная шуба с зипуном. Она заправлялась в чамбары, и все это закреплялось опояской (отсюда выражение «подчембариться», сохранившееся в наших местах до сих пор).

Поверх шубы надевался тулуп, нередко покрытый сукном (корновый). А в сильные морозы поверх этого всего натягивалась еще длинная до пят шуба из козьего меха шерстью наверх - яга. Голову защищал малахай - опушенная островерхая шапка казахского образца, но носили и обычный треух. Тщательно следили за руками. Сначала надевали обычные шерстяные варежки, затем шубенки (овчинные рукавицы шерстью внутрь), а сверху в сильные морозы надевали еще и «мохнатки» (просторные рукавицы из собачатины шерстью наружу). Такой подбор одежды позволял крестьянину чувствовать себя при любой погоде комфортно. Становилось теплей, он снимал мохнатки, ягу, еще теплее - сбрасывал в сани тулуп, шубенки, становилось холодней - последовательно надевал на себя эти одежды. Вот почему ему не страшны были любые морозы. Может быть поэтому в наших архивах сведений о замерзших в пути 

Записей не найдено.